Смотри шире
И я уже писала, что в восторге от произведений Сомерсета Моэма?
Сейчас дочитываю "Острие бритвы"
Что мне нравится - так это какая-то легкая игра с автором, когда не знаешь, в какой момент он что расскажет, а что - нет, будь то события, произошедшие 3 года назад или еще несостоявшийся на момент повествования разговор, но все эти разбросанные во времени кусочки очень аккуратно вплетены в его роман, что даже не чувствуешь скачков.
А еще меня покорил его критичный взгляд на религию :
- Вы когда-нибудь читали Евангелие?
- Вероятно, читала.
- Помните, как Иисус поведен был в пустыню и постился там сорок дней и сорок ночей? Потом, когда он взалкал, к нему приступил дьявол и сказал: "Если ты сын Божий, то вели этому камню сделаться хлебом". Но Иисус не поддался искушению. Тогда дьявол поставил его на крыле храма и сказал: "Если ты сын Божий, бросься отсюда вниз". Ибо ангелам было заповедано о нем. Но Иисус опять устоял. Тогда дьявол возвел его на высокую гору, и показал ему все царства мира, и сказал, что даст их ему, если он, падши, ему поклонится, но Иисус сказал: "Отыди, сатана". На этом кончает свой рассказ добрый простодушный Матфей. Но это не конец. Дьявол был хитер. Он еще раз подступился к Иисусу и сказал: "Если ты примешь позор и поругание, удары, терновый венец и смерть на кресте, ты спасешь род человеческий, ибо нет любви выше, чем у того человека, который жизнь свою отдал за друзей своих". Иисус пал. Дьявол хохотал до колик, ибо он знал, сколько зла сотворят люди во имя своего спасителя.
Изабелла негодующе воззрилась на меня.
- Откуда вы это взяли?
- Ниоткуда. Только что придумал.
- По-моему, это глупо и кощунственно.
- Я только хотел вам объяснить, что самопожертвование - страсть настолько всепоглощающая, что по сравнению с ней даже голод и вожделение - безделка. Она мчит своего раба к погибели в час наивысшего утверждения его личности. Предмет страсти не имеет значения: может быть, за него стоит погибать, а может быть нет. Эта страсть пьянит сильнее любого вина, потрясает сильна любой любви, затягивает сильнее любого порока. Жертвуя собой, человек становится выше Бога, ибо как может Бог, бесконечный и всемогущий, пожертвовать собой? В лучшем случае он может принести в жертву своего единственного сына.
И второй отрывок:
Ларри улыбнулся чуть печально.
- Я как Ролла у Мюссе: "Я в слишком старый мир явился слишком поздно". Мне бы надо было родиться в средние века, когда вера была чем-то непреложным: тогда мой путь был бы мне ясен, и я сам просился бы в монашеский орден. Но у меня веры не было. Я хотел верить, но не мог поверить в Бога, который ничем не лучше любого порядочного человека. Монахи говорили мне, что Бог сотворил мир для вящей славы своей. Мне это не казалось такой уж достойной целью. Разве Бетховен создал свои симфонии, чтобы прославить себя? Нет, конечно. Я думаю, он их создал, потому что музыка, которая его переполняла, рвалась наружу, а он уж только старался потом придать ей самую совершенную форму.
Я часто слушал, как монахи читали "Отче наш", и думал, как они могут изо дня в день взывать к отцу небесному, чтобы он дал им хлеб насущный? Разве дети на земле просят своих отцов, чтобы те их кормили? Это разумеется само собой, дети не чувствуют и не должны чувствовать за это благодарности, и мы осуждаем человека, только когда он производит на свет детей, которых не хочет или не может прокормить. Мне казалось, что, если всемогущий творец не в силах обеспечить свои творения самым необходимым для физической и духовной жизни, лучше бы ему было их не творить.
- Милый мой Ларри, - сказал я, - надо радоваться, что вы не родились в средние века. Вы, несомненно, окончили бы жизнь на костре.
Просто и потрясающе =)
Сейчас дочитываю "Острие бритвы"
Что мне нравится - так это какая-то легкая игра с автором, когда не знаешь, в какой момент он что расскажет, а что - нет, будь то события, произошедшие 3 года назад или еще несостоявшийся на момент повествования разговор, но все эти разбросанные во времени кусочки очень аккуратно вплетены в его роман, что даже не чувствуешь скачков.
А еще меня покорил его критичный взгляд на религию :
- Вы когда-нибудь читали Евангелие?
- Вероятно, читала.
- Помните, как Иисус поведен был в пустыню и постился там сорок дней и сорок ночей? Потом, когда он взалкал, к нему приступил дьявол и сказал: "Если ты сын Божий, то вели этому камню сделаться хлебом". Но Иисус не поддался искушению. Тогда дьявол поставил его на крыле храма и сказал: "Если ты сын Божий, бросься отсюда вниз". Ибо ангелам было заповедано о нем. Но Иисус опять устоял. Тогда дьявол возвел его на высокую гору, и показал ему все царства мира, и сказал, что даст их ему, если он, падши, ему поклонится, но Иисус сказал: "Отыди, сатана". На этом кончает свой рассказ добрый простодушный Матфей. Но это не конец. Дьявол был хитер. Он еще раз подступился к Иисусу и сказал: "Если ты примешь позор и поругание, удары, терновый венец и смерть на кресте, ты спасешь род человеческий, ибо нет любви выше, чем у того человека, который жизнь свою отдал за друзей своих". Иисус пал. Дьявол хохотал до колик, ибо он знал, сколько зла сотворят люди во имя своего спасителя.
Изабелла негодующе воззрилась на меня.
- Откуда вы это взяли?
- Ниоткуда. Только что придумал.
- По-моему, это глупо и кощунственно.
- Я только хотел вам объяснить, что самопожертвование - страсть настолько всепоглощающая, что по сравнению с ней даже голод и вожделение - безделка. Она мчит своего раба к погибели в час наивысшего утверждения его личности. Предмет страсти не имеет значения: может быть, за него стоит погибать, а может быть нет. Эта страсть пьянит сильнее любого вина, потрясает сильна любой любви, затягивает сильнее любого порока. Жертвуя собой, человек становится выше Бога, ибо как может Бог, бесконечный и всемогущий, пожертвовать собой? В лучшем случае он может принести в жертву своего единственного сына.
И второй отрывок:
Ларри улыбнулся чуть печально.
- Я как Ролла у Мюссе: "Я в слишком старый мир явился слишком поздно". Мне бы надо было родиться в средние века, когда вера была чем-то непреложным: тогда мой путь был бы мне ясен, и я сам просился бы в монашеский орден. Но у меня веры не было. Я хотел верить, но не мог поверить в Бога, который ничем не лучше любого порядочного человека. Монахи говорили мне, что Бог сотворил мир для вящей славы своей. Мне это не казалось такой уж достойной целью. Разве Бетховен создал свои симфонии, чтобы прославить себя? Нет, конечно. Я думаю, он их создал, потому что музыка, которая его переполняла, рвалась наружу, а он уж только старался потом придать ей самую совершенную форму.
Я часто слушал, как монахи читали "Отче наш", и думал, как они могут изо дня в день взывать к отцу небесному, чтобы он дал им хлеб насущный? Разве дети на земле просят своих отцов, чтобы те их кормили? Это разумеется само собой, дети не чувствуют и не должны чувствовать за это благодарности, и мы осуждаем человека, только когда он производит на свет детей, которых не хочет или не может прокормить. Мне казалось, что, если всемогущий творец не в силах обеспечить свои творения самым необходимым для физической и духовной жизни, лучше бы ему было их не творить.
- Милый мой Ларри, - сказал я, - надо радоваться, что вы не родились в средние века. Вы, несомненно, окончили бы жизнь на костре.
Просто и потрясающе =)